Биомедицинские клеточные продукты. Закон об обращении биомедицинских клеточных продуктов. Влияние закона на инновации в России

Как закон «О биомедицинских клеточных продуктах» отразится на российских инновациях

Закон (ФЗ № 180 «О биомедицинских клеточных продуктах») напрямую коснется медицинской отрасли, например, эстетической медицины. В целях омолаживания лица и кожи в России была создана SPRS-терапия (Service for Personal Regeneration of Skin). Это персонифицированный комплекс процедур по естественному восстановлению кожи с помощью собственных клеток пациента – фибробластов. Технология заключается в выделении и выращивании фибробластов (клеток, продуцирующих коллаген, эластин и другие важные компоненты кожи) из небольшого фрагмента кожи, полученного из заушной области пациента, где клетки максимально защищены от ультрафиолетового излучения и других неблагоприятных факторов окружающей среды. Достаточное для терапии количество фибробластов доставляют в клиники, где сертифицированные врачи-косметологи по специальной методике вводят их в кожу пациента. Часть полученных фибробластов кожи пациента закладывают в криобанк, где в жидком азоте в индивидуальных ячейках они могут храниться неограниченное время и использоваться в течение жизни пациента. Поскольку фибробласты получают из кожи самого пациента, проходящего терапию, то снимаются многие риски, связанные с применением клеточных технологий.

Вадим Зорин, разработчик SPRS-терапии, единственный в России прошел все этапы разработки клеточного препарата от первой (доклинические испытания) до конечной (постмаркетинговые клинические исследования) стадии и получил официальное разрешение Росздравнадзора на применение технологии. По его словам, успешный опыт применения технологии для тысячи пациентов позволяет уверенно говорить о ее безопасности и эффективности.

Однако не обо всех технологиях можно говорить так уверенно.

Что такое биомедицинские клеточные продукты

К ним документ относит продукты, содержащие выращенные живые клетки человека. Они применяются в различных исследованиях и в медицине. Важно, что под действие закона не попадают технологии, связанные с вопросами репродукции (например, искусственное оплодотворение) и трансплантологии (например, трансплантация костного мозга, кожи, печени, почек и других органов и тканей). Не подпадают под действие закона и применения клеточных технологий для сугубо научных или образовательных целей.

Речь идет о технологиях, которые позволяют выделять собственные или чужие клетки и использовать их для лечения пациента. Клеточные продукты могут использовать в регенеративной медицине – для ускорения заживления ран и восстановления тканей после хирургической операции, а также в эстетической медицине, например, для омолаживания кожи или предотвращения образования рубцов. Начальник Центра биомедицинских технологий Центральной клинической больницы Управления делами Президента РФ Илья Еремин в разговоре упомянул, что применение клеточных продуктов в медицине – это уже давно настоящее, а не будущее, в том числе и в российских клиниках. В некоторых российских медицинских организациях накоплен довольно большой опыт по применению клеточных продуктов. С принятием закона появились реальные правила, определяющие процесс легитимизации разработок регенеративной медицины.

Например, будут регламентироваться все манипуляции с клеточными культурами, предназначенными для введения пациенту. Раньше такие серьезные действия, как генетическая модификация клеток, изменения условий и длительности их культивирования, практически не контролировались. Это приводило к тому, что присутствовал повышенный риск таких побочных эффектов, как онкологическая трансформация клеток и их неконтролируемый рост. Ну и сам терапевтический эффект всей процедуры тоже ставился под вопрос, поскольку именно тщательность соблюдения регламентов определяет успех использования клеточных технологий.

Суть документа

В первую очередь закон «откроет» биомедицинскую область для государственного регулирования. Для того чтобы определить объект регулирования закона, впервые вводятся такие понятия, как «клеточная линия», «донор биологического материала», «дифференцировка клеток» и многие другие. Закон запрещает использовать для производства биомедицинских клеточных продуктов биоматериал, полученный из эмбрионов или плодов человека. Это заставляет исследователей и бизнес сфокусироваться на разработке продуктов, основанных на постнатальных клетках, то есть взятых уже после рождения. Во многом это позволяет минимизировать риск злокачественной трансформации клеток (что уже не раз отмечалось ранее для эмбриональных стволовых клеток), а также снизить этические и криминальные риски.

Закон утверждает, что донорство биологического материала основано на принципах добровольности и безвозмездности. Запрещаются купля-продажа биологического материала и такие одиозные подходы, как искусственное создание эмбриона человека, прерывание или нарушение процесса развития эмбриона или плода человека в целях производства биомедицинских клеточных продуктов. Добровольность донорства при этом подтверждается документально либо самим донором, если речь идет о прижизненном донорстве, либо, если речь идет о посмертном донорстве, – его ближайшими родственниками. В последнем случае родственники подтверждают то, что он при жизни не отказывался от потенциального донорства такого рода.

Устанавливается, что медицинскую помощь с применением клеточных продуктов могут оказывать только медицинские работники, прошедшие обучение по специализированной дополнительной профессиональной программе. Самостоятельное применение пациентом биомедицинских клеточных продуктов законом не разрешается.

Также вводится требование об обязательной регистрации «впервые подлежащих вводу в обращение в РФ» клеточных продуктов для применения в медицине. Регистрационное удостоверение выдается со сроком действия пять лет, а затем продлевается. Для прохождения регистрации, регламентируются правила этической экспертизы, доклинических и клинических исследований, а также процедура взаимодействия с госорганами. В конечном счете, решение о регистрации принимается на основании экспертизы отношения ожидаемой пользы к возможному риску применения продукта.

При этом закон не имеет обратной силы, и продукты, ранее уже зарегистрированные в том или ином виде, не подлежат обязательной перерегистрации. Эта норма была изначально жестче, но отредактирована во взаимодействии с представителями бизнес-сообщества.

Для регистрации биомедицинских клеточных продуктов создается специальный государственный реестр и особый уполномоченный федеральный орган, что вызывает дискуссию в профильном экспертном сообществе – ведь соответствующий рынок сегодня в России крайне мал, и создание нового бюрократического органа представляется многим избыточным. Возможно, более эффективно было бы передать соответствующие полномочия какой-либо уже существующей структуре.

Другим очень важным положением закона, которое приветствуют мои коллеги, является комплекс мер по защите пациента, попавшего в группу клинических испытаний клеточного продукта. Пациент должен быть информирован в письменной форме, как о самом продукте и его ожидаемой эффективности, так и о целях и продолжительности исследования, а также о степени риска, которому он может подвергнуться в связи с участием в исследовании.

Жизнь и здоровье испытуемого подлежат обязательному страхованию за счет организации, испытывающей технологию. При этом в случае наступления страхового случая, выплаты, согласно закону, должны варьировать в диапазоне от 500 тыс. до 2 млн. руб., если речь идёт об инвалидизации пациента или его смерти в ходе проводимых исследований.

Международная перспектива

По словам Артура Исаева, директора компании Институт стволовых клеток человека (ИСКЧ) и одного из российских капитанов отрасли клеточных технологий, принятый законопроект примерно отражает ситуацию в данной отрасли в США и странах Евросоюза несколько лет назад. Дело в том, что еще при Дж. Буше-младшем было принято законодательство, строго ограничивающее применение клеточных медицинских технологий, примерно так же, как это сделано в ФЗ № 180. Следом за США, похожие законопроекты стали принимать и страны ЕС. Вместе с тем, такая консервативная трактовка не позволяла развивать отрасль быстро, в соответствии с прогрессом в смежных областях фундаментальных исследований. Поэтому сначала Великобритания, затем США, а следом и остальные страны ЕС начали отменять ограничения на использование естественных или искусственных эмбриональных тканей в качестве источника биоматериала. Конечно, это весьма дискуссионный вопрос с этической точки зрения, но, по-видимому, способный придать новый импульс инновационным разработкам, особенно в сфере регенеративной медицины.

Влияние закона на инновации в России

Почти все мои коллеги сходятся в некоторых положительных особенностях документа: наконец выводится из «серой» области важная сфера медицинских технологий. Сергей Ларин, заместитель директора Высшей школы молекулярной и экспериментальной медицины Центра детской гематологии, онкологии и иммунологии им. Димы Рогачева, создатель первых в России препаратов генно-клеточных противоопухолевых вакцин для иммуногенотерапии злокачественных опухолей, считает, что прописанная в законе процедура регистрации новых продуктов позволит придать уверенности инвесторам, вкладывающим средства в их разработку. Это позволит усилить пул отечественных высокотехнологичных производств в данной области и ускорить темпы внедрения новых разработок. Соответственно, создаются и предпосылки для создания продуктов, конкурентоспособных на мировом рынке.

Закон не регламентирует научные разработки, поэтому на ситуацию с фундаментальными исследованиями он, скорее всего, не повлияет. В то же время, прописанная в законе процедура прохождения доклинических и клинических исследований подразумевает существенно большие объемы инвестирования в каждый продукт. Это, безусловно, повысит стоимость разработки и вывода каждого продукта на рынок. С этим согласны и другие ученые. Так, лаборатории Вадима Зорина, Ильи Еремина и Павла Копнина из Онкоцентра им. Блохина впервые установили, что подвижная часть десны является лучшим на сегодня источником стволовых клеток, способных к дифференцировке (превращению) в том числе и в мышечную ткань, что долго являлось нерешенной задачей. Работа ученых была в 2016 опубликована в престижном журнале Cell Cycle. По словам Еремина, это огромный потенциал для внедрения технологии в клинику, теперь, благодаря закону, стали понятны все этапы, необходимые для внедрения нового продукта в клиническую практику.

Закон – это хорошая инициатива. Однако он, к сожалению, пока не имеет никаких положений, стимулирующих инвестиции в отрасль, не предполагает возможность ускоренной регистрации для ряда продуктов, где это уместно, не имеет упрощенных требований для минимально манипулируемых продуктов и содержит ряд, по-видимому, излишних ограничений по ксеногенным клеткам и линиям эмбриональных клеток. Артур Исаев считает, что для регистрации клеточных продуктов по данному закону инвестиции нужны длительные и существенные. В целом же у закона больше преимуществ, чем недостатков для отрасли. Скорее всего, все остальное регулятор доработает в будущем.

Кому можно в клетку

Технологии в серой зоне

Распространенная в России ситуация: небольшой, продвигаемый отдельными энтузиастами бизнес работает исключительно по недосмотру государства — у регулятора просто не дошли до него руки. Именно так происходило на протяжении нескольких лет с биотехнологическими компаниями, развивающими такие регенеративные медицинские технологии, как всевозможные клеточные методы омоложения, выращивание хрящевой ткани и кожи, 3D- принтинг органов и тканей. С 2004 по 2011 год клеточные технологии в России регулировались административным регламентом по медицинским технологиям. За это время было зарегистрировано около 30 медицинских разработок, половина которых приходилась на государственные научные и лечебные учреждения. После того как в 2011- м регламент аннулировали, клеточная индустрия оказалась без присмотра.

Закон № 180-ФЗ «О биомедицинских клеточных продуктах» готовили в Минздраве более шести лет, но принят он был летом прошлого года без единого подзаконного акта. В таком виде — без этих актов, то есть без возможности применения, — он и вступил в силу 1 января 2017 года.

За период «бесконтрольности» в стране появилось несколько подающих надежды компаний, которые получили гранты на разработки, нашли инвесторов, а некоторые даже выпустили на рынок первые клеточные продукты.

По оценке директора Центра исследований экономики и управления в здравоохранении бизнес-школы « Сколково » Юрия Крестинского , на рынке отечественных клеточных технологий, общий объем которого сегодня составляет 25–30 млрд руб., половина этих средств обращается в косметологических кабинетах. Речь обычно идет о перемещении жировой клетчатки пациента ( липосакция , липофилинг и прочие способы). Если говорить о лечении, которое требуется по-настоящему больным людям, то весь этот сегмент эксперт оценивает примерно в $150 млн (8,5 млрд руб.). Сюда не включены так называемые стандартизированные клеточные препараты, которые поставляют фармацевтические компании; регулирование этого сегмента не отличается от препаратов химического синтеза и биотехнологических препаратов.

К наиболее широко применяемым в лечении клеточным технологиям, которые не связаны с фармацевтической промышленностью, относятся манипуляции с собственными клетками пациента, не требующие вмешательства в структуру клетки или выращивания культуры в лабораторных условиях. Это методы, основанные на использовании клеток пуповинной крови (для пациентов с ДЦП), а также пересадка донорского костного мозга при онкологических заболеваниях. В нескольких крупных онкологических центрах практикуют сложную технологию, которая позволяет «обучать» Т-лимфоциты больного распознавать опухоль. Этот метод позволяет спасать больных на поздних стадиях онкологических заболеваний. Но делают такие экспериментальные процедуры очень немногим, прежде всего по причине их дороговизны: стоимость одного курса — минимум один миллион рублей.

Более продвинутые клеточные технологии, которые принято считать медициной будущего (такие, как 3D- принтинг тканей и органов, создание лекарств для тяжелых наследственных заболеваний и развитие регенеративных методов замедления возрастных изменений), в России начали развиваться совсем недавно.

Крупнокалиберный закон

После публикации летом прошлого года нового российского закона его не устают критиковать и ученые, и представители биотехнологических компаний, которым по нему жить. Закон не учитывает скромных размеров индустрии и фактически приравнивает манипуляции с клетками человека к производству лекарственных средств. Во всяком случае, требования регулятора к ним почти одинаковы: сертификация, госрегистрация , заключение этического совета. Отдельной статьей предписывается создать специальное государственное учреждение для экспертизы биомедицинских клеточных продуктов. Но если на российском фармрынке , где действует подобное регулирование, работают несколько тысяч компаний — производителей десятков тысяч препаратов, то клеточными технологиями занимаются всего около десятка разработчиков, а их коммерческие продукты можно перечесть на пальцах одной руки. Огромное бюрократическое давление создается на бизнес, и без того имеющий очень высокие риски.

«Большинство препаратов на рынке клеточных продуктов — первые в своем классе, их рыночные перспективы в большинстве случаев скромные. Это не значит, что клеточные технологии не работают, — они работают, но пока дают не очень большой эффект в сравнении с более традиционными методами лечения. И обходятся дороже. Их нужно дорабатывать, следующие поколения будут эффективнее и дешевле», — пояснил РБК+ генеральный директор ПАО «Институт стволовых клеток человека» Артур Исаев . Тем не менее Исаев готовится в ближайшее время запустить процесс регистрации нового клеточного препарата для лечения тяжелого генетического заболевания — буллезного эпидермолиза : «Мы попробуем подать досье и быть одними из первых, зарегистрированных по новым правилам. Когда регистрацию полностью пройдут две-три компании, система заработает, станет понятно, чего от нее ждать».

Артур Исаев предлагает упростить регистрационные процедуры, предложенные в законе: «Оптимальным можно считать путь, по которому пошла FDA (контролирующий орган США. — РБК+). Они разрешили компании Fibrocell, которая параллельно с нами работает над своим клеточным препаратом от буллезного эпидермолиза , провести первую стадию клинических испытаний всего на двух пациентах, вторую — на шести, после чего при хороших результатах их препарат сможет выйти на рынок. Третью стадию они будут проводить после регистрации, когда препарат уже будет доступен пациентам».

«Новый закон нам ничего не даст и ничего не отнимет, ведь мы пока занимается только научной деятельностью, а она законом не регулируется. Жить в серой зоне — это было самым страшным. Когда у нас появится продукт, готовый к выходу на рынок, подзаконные акты уже будут приняты», — надеется Юсеф Хесуани , исполнительный директор лаборатории 3D Bioprinting solutions. Это проект крупнейшей в России частной лаборатории Invitro и резидент биотехнологического кластера фонда « Сколково ». Хесуани надеется, что новый закон не приведет к утрате тех немногих наработок, которые уже создали российские биотехнологи. «Пока можно сказать только, что закон увеличит стоимость вывода на рынок разработок в этой области. Мы видим, что в странах, где регулирование менее жесткое, — Южная Корея, Австралия, клеточные технологии быстро развиваются, легче попадают на рынок, что привлекает инвесторов».

Надежда на смягчение

На то, что подзаконные акты несколько смягчат общий категоричный тон закона, а также снимут «ненаучные» запреты, надеются и ученые. «Очень плохо, что закон запрещает использовать эмбриональные стволовые клетки. В США и Европе полным ходом идут клинические испытания целого ряда препаратов на основе эмбриональных стволовых клеток — даже там, где это было сначала ограничено, теперь многие ограничения сняты. Мы со своим новым законом рискуем отстать навсегда», — рассказал РБК+ руководитель лаборатории генетических основ клеточных технологий Института общей генетики РАН Сергей Киселев (ученый входит в научно-технический совет Института стволовых клеток человека).

По словам Киселева , формулировки закона вводят в заблуждение, поскольку запрет на использования эмбриональных стволовых клеток (ЭСК) обусловливается недопустимостью умышленного создания человеческих эмбрионов с целью использования их в качестве сырья для клеточных продуктов. Между тем для получения эмбриональных стволовых клеток используют не какие-то специально созданные эмбрионы, а эмбриональный материал, оставшийся после процедур экстракорпорального оплодотворения.

Только в США, говорит профессор Киселев , каждую неделю утилизируют около 10 тыс. оплодотворенных бластоцитов (эмбрионов), а во всем мире их выбрасывают не менее 30 тыс.

«Сегодня плюрипотентные стволовые клетки можно получить для каждого пациента из его собственных тканей, а также из тканей доноров с помощью технологии репрограммирования клетки. Плюрипотентностью называется уникальное свойство эмбриональных стволовых клеток, из которых исследователи могли получать и олигодендроциты для лечения спинного мозга, и пигментный эпителий для терапии глаза, и инсулин-продуцирующие клетки. По сути, для каждого человека можно таким путем получить его эмбриональные клетки. Эта технология была удостоена Нобелевской премии 2012 года», — говорит профессор Киселев . Но чтобы убедиться, что в результате репрограммирования получены именно те клетки, которые нужны, необходимо сравнить их с образцом ЭСК. И тут закон, запрещающий использование последних, хотя и косвенно, будет тормозить развитие применения технологии репрограммирования , подчеркивает эксперт.

Отношение к клеточным технологиям вообще и эмбриональным стволовым клеткам в частности в мире менялось несколько раз; сегодня использование ЭСК разрешено в странах с наибольшим количеством биотехнологических компаний.

Без эмбриональных стволовых клеток были бы невозможны самые многообещающие прорывы в клеточных технологиях. В 2009 году ученые из университета города Ирвайн в Калифорнии в сотрудничестве с корпорацией Geron начали клинические испытания по пересадке ЭСК пациентам с травмами спинного мозга. В 2015 году успешно завершились испытания по использованию дифференцированных производных ЭСК человека для терапии наследственной дистрофии сетчатки глаза. Сейчас мультицентровое продолжение этих исследований проходит в США, Великобритании, Австралии, странах Азии. В 2014 году американская компания Viacyte начала клинические испытания лечения диабета с использованием клеток поджелудочной железы, полученных из эмбриональных стволовых клеток человека. Результаты будут известны в конце текущего года.

Американский закон

В США базируется половина из зарегистрированных в мире на конец 2016 года 772 компаний, занимающихся генными и клеточными технологиями.

В декабре 2016 года конгресс США принял медицинский закон (21st Century Cures Act), по которому в 2017 году на медицинские и биомедицинские исследования из федерального бюджета выделяется $4,8 млрд, из них $1,5 млрд — на дегенеративные заболевания центральной нервной системы, $1,8 млрд — на исследования рака головного мозга.

Кроме того, дополнительные средства выделены FDA для упрощения процесса допуска на рынок новых медицинских технологий и лекарств, в том числе клеточных. Альянс регенеративной медицины (США) уже назвал этот закон грандиозным прорывом, который позволит развиваться регенеративным медицинским технологиям еще быстрее. Упрощенный порядок доступа технологий позволит сократить путь от лаборатории до пациента и привлечь больше частных инвестиций.

Сегодня в США и большинстве стран ЕС использование эмбриональных стволовых клеток в научных исследованиях и лечении законодательно разрешено. Что не означает, что с тканями человека можно делать все что угодно. На самом деле работу с «человеческим» материалом внимательно отслеживают и жестко регламентируют ассоциации репродуктологов , устанавливающие нормы обращения с эмбрионами (как оставшимися после ЭКО, так и полученными в результате абортов). Чтобы начать какие-либо исследования с человеческими тканями или клетками, исследователь должен пройти комиссию этического комитета (действует при каждом университете) и получить разрешение.

Федеральный закон от 23 июня 2016 г. N 180-ФЗ “О биомедицинских клеточных продуктах” (с изменениями и дополнениями)

Федеральный закон от 23 июня 2016 г. N 180-ФЗ
“О биомедицинских клеточных продуктах”

С изменениями и дополнениями от:

3 августа 2018 г., 27 декабря 2019 г.

Принят Государственной Думой 8 июня 2016 года

Одобрен Советом Федерации 15 июня 2016 года

ГАРАНТ:

См. комментарий к настоящему Федеральному закону

Президент Российской Федерации

23 июня 2016 года

Принят Закон о биомедицинских клеточных продуктах (БКП). Он предусматривает следующее.

БКП – это комплекс, состоящий из клеточной линии (линий) и вспомогательных веществ либо из клеточной линии (линий) и вспомогательных веществ в сочетании с лекарствами и (или) медизделиями. Он предназначен для профилактики, диагностики и лечения заболеваний или состояний пациента, сохранения беременности и медицинской реабилитации.

Клеточная линия – это стандартизованная популяция клеток одного типа с воспроизводимым клеточным составом, полученная путем изъятия из организма человека биологического материала с последующим культивированием клеток вне организма.

Прописаны добровольность и безвозмездность донорства биологического материала, недопустимость его купли-продажи. Также недопустимы создание эмбриона человека в целях производства БКП, использование для разработки, производства и применения БКП биологического материала, полученного путем прерывания процесса развития эмбриона или плода человека или нарушения такого процесса.

Предусмотрено лицензирование производства БКП.

Закон вступает в силу с 01.01.2017, за исключением отдельных положений, для которых установлен иной срок.

Федеральный закон от 23 июня 2016 г. N 180-ФЗ “О биомедицинских клеточных продуктах”

Настоящий Федеральный закон вступает в силу 1 января 2017 г., за исключением части 2 и пункта 2 части 5 статьи 35 настоящего Федерального закона, вступающих в силу 1 января 2018 г.

Текст Федерального закона опубликован на “Официальном интернет-портале правовой информации” (www.pravo.gov.ru) 23 июня 2016 г., в “Российской газете” от 28 июня 2016 г. N 139, в Собрании законодательства Российской Федерации от 27 июня 2016 г. N 26 (часть I) ст. 3849

История рассмотрения и принятия Федерального закона

В настоящий документ внесены изменения следующими документами:

Федеральный закон от 27 декабря 2019 г. N 478-ФЗ

Изменения вступают в силу с 1 января 2021 г.

См. будущую редакцию настоящего документа

Текст настоящего документа представлен в редакции, действующей на момент выхода установленной у Вас версии системы ГАРАНТ

Федеральный закон от 3 августа 2018 г. N 323-ФЗ

Изменения вступают в силу с 14 августа 2018 г.

Кому можно в клетку

Технологии в серой зоне

Распространенная в России ситуация: небольшой, продвигаемый отдельными энтузиастами бизнес работает исключительно по недосмотру государства — у регулятора просто не дошли до него руки. Именно так происходило на протяжении нескольких лет с биотехнологическими компаниями, развивающими такие регенеративные медицинские технологии, как всевозможные клеточные методы омоложения, выращивание хрящевой ткани и кожи, 3D- принтинг органов и тканей. С 2004 по 2011 год клеточные технологии в России регулировались административным регламентом по медицинским технологиям. За это время было зарегистрировано около 30 медицинских разработок, половина которых приходилась на государственные научные и лечебные учреждения. После того как в 2011- м регламент аннулировали, клеточная индустрия оказалась без присмотра.

Закон № 180-ФЗ «О биомедицинских клеточных продуктах» готовили в Минздраве более шести лет, но принят он был летом прошлого года без единого подзаконного акта. В таком виде — без этих актов, то есть без возможности применения, — он и вступил в силу 1 января 2017 года.

За период «бесконтрольности» в стране появилось несколько подающих надежды компаний, которые получили гранты на разработки, нашли инвесторов, а некоторые даже выпустили на рынок первые клеточные продукты.

По оценке директора Центра исследований экономики и управления в здравоохранении бизнес-школы « Сколково » Юрия Крестинского , на рынке отечественных клеточных технологий, общий объем которого сегодня составляет 25–30 млрд руб., половина этих средств обращается в косметологических кабинетах. Речь обычно идет о перемещении жировой клетчатки пациента ( липосакция , липофилинг и прочие способы). Если говорить о лечении, которое требуется по-настоящему больным людям, то весь этот сегмент эксперт оценивает примерно в $150 млн (8,5 млрд руб.). Сюда не включены так называемые стандартизированные клеточные препараты, которые поставляют фармацевтические компании; регулирование этого сегмента не отличается от препаратов химического синтеза и биотехнологических препаратов.

К наиболее широко применяемым в лечении клеточным технологиям, которые не связаны с фармацевтической промышленностью, относятся манипуляции с собственными клетками пациента, не требующие вмешательства в структуру клетки или выращивания культуры в лабораторных условиях. Это методы, основанные на использовании клеток пуповинной крови (для пациентов с ДЦП), а также пересадка донорского костного мозга при онкологических заболеваниях. В нескольких крупных онкологических центрах практикуют сложную технологию, которая позволяет «обучать» Т-лимфоциты больного распознавать опухоль. Этот метод позволяет спасать больных на поздних стадиях онкологических заболеваний. Но делают такие экспериментальные процедуры очень немногим, прежде всего по причине их дороговизны: стоимость одного курса — минимум один миллион рублей.

Более продвинутые клеточные технологии, которые принято считать медициной будущего (такие, как 3D- принтинг тканей и органов, создание лекарств для тяжелых наследственных заболеваний и развитие регенеративных методов замедления возрастных изменений), в России начали развиваться совсем недавно.

Крупнокалиберный закон

После публикации летом прошлого года нового российского закона его не устают критиковать и ученые, и представители биотехнологических компаний, которым по нему жить. Закон не учитывает скромных размеров индустрии и фактически приравнивает манипуляции с клетками человека к производству лекарственных средств. Во всяком случае, требования регулятора к ним почти одинаковы: сертификация, госрегистрация , заключение этического совета. Отдельной статьей предписывается создать специальное государственное учреждение для экспертизы биомедицинских клеточных продуктов. Но если на российском фармрынке , где действует подобное регулирование, работают несколько тысяч компаний — производителей десятков тысяч препаратов, то клеточными технологиями занимаются всего около десятка разработчиков, а их коммерческие продукты можно перечесть на пальцах одной руки. Огромное бюрократическое давление создается на бизнес, и без того имеющий очень высокие риски.

«Большинство препаратов на рынке клеточных продуктов — первые в своем классе, их рыночные перспективы в большинстве случаев скромные. Это не значит, что клеточные технологии не работают, — они работают, но пока дают не очень большой эффект в сравнении с более традиционными методами лечения. И обходятся дороже. Их нужно дорабатывать, следующие поколения будут эффективнее и дешевле», — пояснил РБК+ генеральный директор ПАО «Институт стволовых клеток человека» Артур Исаев . Тем не менее Исаев готовится в ближайшее время запустить процесс регистрации нового клеточного препарата для лечения тяжелого генетического заболевания — буллезного эпидермолиза : «Мы попробуем подать досье и быть одними из первых, зарегистрированных по новым правилам. Когда регистрацию полностью пройдут две-три компании, система заработает, станет понятно, чего от нее ждать».

Артур Исаев предлагает упростить регистрационные процедуры, предложенные в законе: «Оптимальным можно считать путь, по которому пошла FDA (контролирующий орган США. — РБК+). Они разрешили компании Fibrocell, которая параллельно с нами работает над своим клеточным препаратом от буллезного эпидермолиза , провести первую стадию клинических испытаний всего на двух пациентах, вторую — на шести, после чего при хороших результатах их препарат сможет выйти на рынок. Третью стадию они будут проводить после регистрации, когда препарат уже будет доступен пациентам».

«Новый закон нам ничего не даст и ничего не отнимет, ведь мы пока занимается только научной деятельностью, а она законом не регулируется. Жить в серой зоне — это было самым страшным. Когда у нас появится продукт, готовый к выходу на рынок, подзаконные акты уже будут приняты», — надеется Юсеф Хесуани , исполнительный директор лаборатории 3D Bioprinting solutions. Это проект крупнейшей в России частной лаборатории Invitro и резидент биотехнологического кластера фонда « Сколково ». Хесуани надеется, что новый закон не приведет к утрате тех немногих наработок, которые уже создали российские биотехнологи. «Пока можно сказать только, что закон увеличит стоимость вывода на рынок разработок в этой области. Мы видим, что в странах, где регулирование менее жесткое, — Южная Корея, Австралия, клеточные технологии быстро развиваются, легче попадают на рынок, что привлекает инвесторов».

Надежда на смягчение

На то, что подзаконные акты несколько смягчат общий категоричный тон закона, а также снимут «ненаучные» запреты, надеются и ученые. «Очень плохо, что закон запрещает использовать эмбриональные стволовые клетки. В США и Европе полным ходом идут клинические испытания целого ряда препаратов на основе эмбриональных стволовых клеток — даже там, где это было сначала ограничено, теперь многие ограничения сняты. Мы со своим новым законом рискуем отстать навсегда», — рассказал РБК+ руководитель лаборатории генетических основ клеточных технологий Института общей генетики РАН Сергей Киселев (ученый входит в научно-технический совет Института стволовых клеток человека).

По словам Киселева , формулировки закона вводят в заблуждение, поскольку запрет на использования эмбриональных стволовых клеток (ЭСК) обусловливается недопустимостью умышленного создания человеческих эмбрионов с целью использования их в качестве сырья для клеточных продуктов. Между тем для получения эмбриональных стволовых клеток используют не какие-то специально созданные эмбрионы, а эмбриональный материал, оставшийся после процедур экстракорпорального оплодотворения.

Только в США, говорит профессор Киселев , каждую неделю утилизируют около 10 тыс. оплодотворенных бластоцитов (эмбрионов), а во всем мире их выбрасывают не менее 30 тыс.

«Сегодня плюрипотентные стволовые клетки можно получить для каждого пациента из его собственных тканей, а также из тканей доноров с помощью технологии репрограммирования клетки. Плюрипотентностью называется уникальное свойство эмбриональных стволовых клеток, из которых исследователи могли получать и олигодендроциты для лечения спинного мозга, и пигментный эпителий для терапии глаза, и инсулин-продуцирующие клетки. По сути, для каждого человека можно таким путем получить его эмбриональные клетки. Эта технология была удостоена Нобелевской премии 2012 года», — говорит профессор Киселев . Но чтобы убедиться, что в результате репрограммирования получены именно те клетки, которые нужны, необходимо сравнить их с образцом ЭСК. И тут закон, запрещающий использование последних, хотя и косвенно, будет тормозить развитие применения технологии репрограммирования , подчеркивает эксперт.

Отношение к клеточным технологиям вообще и эмбриональным стволовым клеткам в частности в мире менялось несколько раз; сегодня использование ЭСК разрешено в странах с наибольшим количеством биотехнологических компаний.

Без эмбриональных стволовых клеток были бы невозможны самые многообещающие прорывы в клеточных технологиях. В 2009 году ученые из университета города Ирвайн в Калифорнии в сотрудничестве с корпорацией Geron начали клинические испытания по пересадке ЭСК пациентам с травмами спинного мозга. В 2015 году успешно завершились испытания по использованию дифференцированных производных ЭСК человека для терапии наследственной дистрофии сетчатки глаза. Сейчас мультицентровое продолжение этих исследований проходит в США, Великобритании, Австралии, странах Азии. В 2014 году американская компания Viacyte начала клинические испытания лечения диабета с использованием клеток поджелудочной железы, полученных из эмбриональных стволовых клеток человека. Результаты будут известны в конце текущего года.

Американский закон

В США базируется половина из зарегистрированных в мире на конец 2016 года 772 компаний, занимающихся генными и клеточными технологиями.

В декабре 2016 года конгресс США принял медицинский закон (21st Century Cures Act), по которому в 2017 году на медицинские и биомедицинские исследования из федерального бюджета выделяется $4,8 млрд, из них $1,5 млрд — на дегенеративные заболевания центральной нервной системы, $1,8 млрд — на исследования рака головного мозга.

Кроме того, дополнительные средства выделены FDA для упрощения процесса допуска на рынок новых медицинских технологий и лекарств, в том числе клеточных. Альянс регенеративной медицины (США) уже назвал этот закон грандиозным прорывом, который позволит развиваться регенеративным медицинским технологиям еще быстрее. Упрощенный порядок доступа технологий позволит сократить путь от лаборатории до пациента и привлечь больше частных инвестиций.

Сегодня в США и большинстве стран ЕС использование эмбриональных стволовых клеток в научных исследованиях и лечении законодательно разрешено. Что не означает, что с тканями человека можно делать все что угодно. На самом деле работу с «человеческим» материалом внимательно отслеживают и жестко регламентируют ассоциации репродуктологов , устанавливающие нормы обращения с эмбрионами (как оставшимися после ЭКО, так и полученными в результате абортов). Чтобы начать какие-либо исследования с человеческими тканями или клетками, исследователь должен пройти комиссию этического комитета (действует при каждом университете) и получить разрешение.